Шанс, что предки читающих эти строки были именно крестьянами, крайне велик: согласно статистике второй половины XIX века, крестьянское сословие составляло 83 процента населения Российской империи. Это был совершенно закрытый от остальных сословий мир — браки крестьян с мещанами, например, составляли меньше 1 процента. И вплоть до 1861 года это был крепостной мир. Быть крепостным крестьянином в XVIII веке — это значит быть полностью зависимым: крестьянин принадлежит своему господину словно вещь и полностью лишен всяких прав. Крепостными торгуют оптом и в розницу на городских площадях, мужей разлучают с женами, родителей — с детьми.

На своего помещика крестьяне работают как минимум шесть дней в неделю, улучая выходные и праздники, чтобы поработать на себя; но нередка и семидневная барщина. В ходу телесные наказания, помещик может засечь крепостного до смерти, и за убийства или увечья своих слуг они почти никогда не несут ответственности. Специальными указами закреплены права помещика продать крепостного в рекруты, сослать в Сибирь, на каторжные работы, а указом 1767 года было запрещено подавать челобитные на своих помещиков императору или императрице. Это мир бесправия и изнурительной физической работы, жизни в тесной курной избе, топившейся по-черному, то есть без труб, прямо в помещение. Но также и мир праздников и ритуалов, дарящий комфорт спокойствия и стабильности, — в нем никогда ничего не меняется, кроме времени года.

Картина Ивана Лучанинова изображает идеализированную версию ухода крестьянина в ополчение 1812 года. В XIX веке народное ополчение созывалось трижды: в 1806 году («земское» войско), на войну 1812 года и во время Крымской войны 1855 года, но в солдаты крестьяне уходили ежегодно. «Забрить в солдаты» могли любого — все крестьяне подлежали рекрутской повинности. Выбирать, кого из деревни пошлют в рекруты в этом году, должна была община, но нередко это делал помещик. Это роковое событие для любого крестьянина могло стать самым важным в жизни: ведь до 1794 года служили пожизненно, а в начале XIX века — по 25 лет кряду.

В конце этого долгого марафона его, при удаче, могла ждать награда: нижние чины, отслужив, переставали быть крепостными и получали свободу. Отставные солдаты нередко не возвращались в деревни и оседали в городах, где устраивались сторожами, дворниками, надзирателями, швейцарами. Вплоть до отмены крепостного права служба в армии — единственный способ получить личную свободу и главный социальный лифт для крестьянства.

Жизнь крестьянки в конце XIX века уже не так беспросветна, как еще 50 лет до этого. По крайней мере, ее уже не могут продать или проиграть в карты. Жизнь ее по-прежнему определяется цепочкой чисто русских определений: от рождения и до замужества она — девка, от замужества до первого ребенка — молодка; замужняя, но не главная хозяйка в доме — баба. И, наконец, вершина всего — большуха, хозяйка, императрица большой крестьянской семьи.

Ведь жизнь большухи тревожна и полна нешуточных физических усилий: чтобы просто испечь хлеб на всю семью, нужно вручную замесить около 16 килограммов теста. Нужно следить за своими парнями, которые так и норовят чего-нибудь учудить, искать жениха дочерям и невест сыновьям. На ее попечении — дом, скот, дети. Главной семьей для нее на всю жизнь становится семья мужа — даже после развода или смерти мужа она никогда не возвращается в родительский дом.

Мир крестьянской семьи в России менялся и трансформировался медленнее, чем жизнь остальных сословий.

Главным в семье был мужчина-большак, отвечавший за семью на крестьянском сходе, и его жена, отвечающая за дом. Все прочие — дети, парни и девки (то есть неженатая молодежь), мужики (женатые мужчины), молодухи, бабы, старики со старухами — жили под одной крышей одним хозяйством, одной гигантской мета-семьей, состоящей из нескольких семейств. Можно было жить и в одиночку — одинокий немолодой мужчина без семьи (например, вернувшийся из армии отставной солдат) назывался бобылем. Но жизнь его была уныла: земли мало, на солдатскую пенсию не прокормиться, так что бобыли всегда подрабатывали чем-то еще — ловлей ли рыбы, плетением ли корзин. И только у молодых парней были все шансы круто изменить свою жизнь: уйти на заработки или на промыслы, стать извозчиком или разносчиком в городе, податься «мальчиком»-помощником в лавку, а при удаче, может быть, даже открыть свое дело. Некоторые добивались невиданных успехов — тому примером хотя бы Савва Морозов.